попробую вставить фото

Отредактировано южанка (2007-06-26 13:21:00)

В начале XIX века патриархальный вид молодого Екатеринодара часто вызывал недоумение у приезжих, большинство из которых судило о городе главным образом по отсутствию мостовых и откровенно сельской архитектуре. «Думал ли я, чтобы… столица целого народа была не что иное, как деревня обыкновенная?» — писал в своих воспоминаниях приглашенный в войсковую гимназию учитель математики Иван Матвеевич Сбитнев.

Что видел, то пою…

Однако француз Карл Сикар, негоциант и близкий друг Дюка де Ришелье, в своих «Письмах из полуденной России» нашел повод сравнить столицу Кубани с французской столицей. «Сей город,— писал он,— в окружности столь же велик, как и Париж». По свидетельству того же Карла Сикара, екатеринодарские улицы были «чрезвычайно широки… Домы строены в одно только жилье и крыты соломою». Благодаря скромному виду казачьих жилищ, главной чертой кубанского характера Сикар считал «презрение богатства», в то время как истинной причиной подобной «сдержанности» было многолетнее военное положение. Частые набеги черкесов не позволяли казакам заводить прочное и красивое жилье, которое привлекало бы своим видом чужое внимание. И в быту удобней было иметь тот минимум, который в случае тревоги можно быстро собрать и унести с собой. Ко всему прочему, только за первые три десятилетия XIX века кубанские казаки приняли участие в двух русско-турецких, двух русско-иранских и Отечественной войне с Наполеоном. И все-таки с каждым годом вид кубанской столицы, да и облик жителей Черномории вообще, заметно менялся. Военный губернатор Новороссии генерал-лейтенант Дюк де Ришелье, которому по долгу службы приходилось посещать соседей-кубанцев, был свидетелем того, как развивался этот недавно еще дикий край: «Видел довольно многолюдные селения. Жители, обзаведшиеся домами и хозяйством, представляют не то уже странное общество, которое прежде в Запорожской Сечи составлено было. Казаки <…> — люди самые видные, крепкого сложения и хотя разноцветно, но пристойно одеты».

В борьбе за это

В марте 1808 года было принято решение о «реконструкции» крепости. Подрядчики — отставной сотник Донского войска Федор Гусельщиков и его соратник Петр Ачиков — взялись построить на ее территории 40 кирпичных куреней и новое здание канцелярии. Сдача объекта планировалась через пять лет после начала строительства. Новые курени предполагалось укрыть железом — по тем временам большая редкость для Екатеринодара (в сохранившихся документах кровля из железа упоминается лишь однажды — в описании дома подполковника Евтихия Чепиги). Но дурной климат и полевые условия быта привели к тому, что наемные рабочие часто болели и сбегали один за другим. К 1810 году было построено лишь четыре куреня, год спустя — всего один. В конце концов, в январе 1812 года подрядчик Ачиков, лишившись «почти всего капитала и надежды», заявил об уходе (Гусельщиков к этому времени скончался). Войсковая канцелярия, «усмотрев в выполнении подряда безнадежность», заключила контракт с новыми «гастарбайтерами»: двое крестьян из Калужской и Тамбовской губерний обещали «класть кирпич и стены самым прочнейшим образом, без всякой фальши». Для ускорения дела к работам привлекались и местные казаки, не занятые службой, но годные к выжигу кирпича и возке дров.

Три тысячи тарани

В то время как многострадальные донцы боролись за выживание, плотник Минского куреня Петр Кучер обдумывал строительство деревянной рубленой церкви. В июне 1813 года он подписал контракт, в котором обязался «сию церковь отделовать так прочно, чтобы через три года никакой порчи или в крыше течи не оказалось, а буде в ней окажется течь или порчь», обещал все исправить за свой счет. Прежде положенных за работу денег мастер получил обеспечение мукой, пшеном, солью, салом и другими продуктами. В «продовольственном» договоре были упомянуты 10 быков, 50 баранов, 3000 тарани, 3 ведра жиру и 10 — водки. Новая церковь была построена точно в срок и освящена в честь святой Екатерины. Располагалась она в монастырском дворе, принадлежавшем монахам Екатеринолебяжской Николаевской пустыни, на площади во втором квартале города.
Год спустя горожане, населявшие третий квартал, расположенный на краю леса Круглик, обратились к властям с просьбой о постройке храма и на их территории. Большинство местных жителей были бедны и «по крайнему убожеству» не имели обуви, одежды и «скотов» (лошади или волов), а стало быть, и возможности выбираться в центр города в распутицу. Поскольку свободного места для обширной стройки в третьем квартале тоже не имелось, четверо горожан отдали под постройку церкви свои участки. Так в 1817 году в Екатеринодаре появился еще один храм — Святого Дмитрия Ростовского Чудотворца.

Чем богаты

Пока в войсковой крепости продолжалось возведение куренных зданий, кипела работа и на кирпичном заводе. Когда казармы были, наконец, построены, назрел вопрос о строительстве новой тюрьмы, поскольку здание старой пришло «в совершенную неспособность».  К августу острог, состоящий из двух кирпичных сооружений, был готов. В марте того же года горожане праздновали открытие другого «казенного дома» — войсковой богадельни. Возведенный из камня «дом престарелых» возник на углу улиц Дмитриевской и Елизаветинской (современных улиц Горького и Чкалова). Правда, среди бывших воинов желающих принять призрение сначала не нашлось, хотя, по сведениям канцелярии, войско в то время насчитывало более ста инвалидов. Но несколько лет спустя положение изменилось настолько, что городской дом призрения оказался тесен, а войсковому правительству пришлось задуматься о расширении богадельни.
В 1820 году были составлены статистические отчеты о Екатеринодаре. Помимо частных домов, к этому времени город имел войсковую канцелярию, 4 церкви, училище, полицейскую экспедицию, 43 куренных здания, войсковой госпиталь, богадельню, карантинную заставу и меновой двор. Курени-казармы к тому времени уже не использовались по назначению: в них расположились суконная фабрика, госпиталь, аптека, провиантский магазин, а также «общежития» строителей и мастеровых. 

На плашках:
В ноябре 1815 года в Екатеринодаре были приняты общие городские правила, присланные в войсковую столицу Таврическим губернатором. Согласно этому документу, горожанам запрещалось:
– «улицы громоздить и на них что-либо складывать, разве при случае постройки <…> и то временно;
– все находящееся на улицах в кучах или разбросанное <…> прибрать, дабы они чисты были;
– неопрятства никакого на улицах не терпеть».

В 1811 году жилая часть Екатеринодара состояла из пяти равномерно заселенных кварталов, среди которых выгодно выделялся первый: из 130 имевшихся тут подворий 53 принадлежало войсковым полковникам, есаулам и прочим офицерам. Здесь жил и сам войсковой атаман, семидесятилетний Федор Бурсак с сыновьями Афанасием, Павлом и дочерью Евдокией.

В начале XIX века среди горожан встречались казаки, начинавшие службу еще в Запорожской Сечи. Старейшим числился Никита Яновский, которому на момент переписи 1811 года исполнилось 106 лет, за ним значились столетний Алексей Черный, 95-летний Петр Солоха, Корней Червонный и Григорий Лебедь, которым было по 90 лет. В половине всех супружеских пар мужья были значительно старше своих жен, особенно отличился 80-летний казак Прокофий Филерин, который был женат на 25-летней Ефимии.

Подлинный документ конца XVIII века с печатью Черноморского Казачьего Воиска
Печать Черноморского Казачьего Воиска XVIII века